Гийом Аполлинер - Мост Мирабо [билингва]

Клад

Жила принцесса молодая,Давным-давно, сто лет назад.В каком краю? И сам не знаю.Жила принцесса молодая —Однажды чародейка злаяПринцессу превратила в клад.Жила принцесса молодая,Давным-давно, сто лет назад.

Колдунья в землю клад зарыла —Такие были времена.Да, в клад принцессу превратилаИ в землю этот клад зарыла,Там так уныло, так постыло —А на земле цветет весна!Колдунья в землю клад зарыла —Такие были времена.

«Принцесса, я — лесная фея! —Вдруг зазвучало под землей,Все ласковее, все нежнее. —Принцесса, я — лесная фея,Как луговой цветок, в траве я,Моя бедняжка, что с тобой?Принцесса, я — лесная фея!» —Вдруг зазвучало под землей.

«Лишь тот, кто смерти не боится,Кто смел и юн, тебя спасет, —Пропела фея, словно птица, —Лишь тот, кто смерти не боится,Тот, кто рискнет в тебя влюбиться,А золотом — пренебрежет.Лишь тот, кто смерти не боится,Кто смел и юн, тебя спасет».

Сто лет его ждала принцессаИ услыхала звук шагов:Смельчак, явился он из леса,Сто лет его ждала принцесса —Был храбр, но не богат повеса,Он клад забрал и был таков.Сто лет его ждала принцессаИ услыхала звук шагов.

Была невидимой бедняжка —Ее он бросил в кошелек.Ах, до чего ей было тяжко!Была невидимой бедняжка.Убил повесу побродяжка,Взял кошелек — и наутек.И горько плакала бедняжка —Ее он бросил в кошелек.

Стал кошелек ей как могила,А крикнуть не хватало сил.Вослед им только буря выла:Стал кошелек ей как могила,Но некто видел все, что было,Догнал убийцу — и убил. Стал кошелек ей как могила,А крикнуть не хватало сил.

Ее спаситель был поэтом.Вскричал: «Дороже клада нет!Он греет душу, но при этом(Хоть был он бедным, но поэтом)Любовью лучше быть согретым…»Тут дева и явись на свет —Ее спаситель был поэтом,Вскричал: «Дороже клада нет!»

Вот вам история простаяПринцессы, жившей век назад.Как ее звали? Сам не знаю.Вот вам история простаяПро то, как чародейка злаяПринцессу превратила в клад.Вот вам история простаяПринцессы, жившей век назад.

* * *(Je vis un soir la zézayante…)

Je vis un soir la zézayanteEt presque jamais sourianteEt renversée, un soir, hiante,Pour quel ennui? Vers quel soulas?S'ennuyait-elle d'une gemme,D'une fleur bleue ou de l'angemmeOu plaça-t-elle ceci: «J'aime!»Trop au hasard des tombolas!Et dans le soir qui tout nous souilleLe fauteuil qui d'ombre se brouilleAvait des formes de grenouillePrès du lit, tel un tombeau bas.Ainsi bayèrent par le mondeViviane auprès de l'immondeEt dans son palais RosemondeQui fut moins belle que Linda.Et moi qui tiens en ma cervelleLa vérité plus que nouvelleEt que, plaise à Dieu, je révèleDe l'enchanteur qui la fardaDu sens des énigmes sereines,Moi, qui sais des lais pour les reinesEt des chansons pour les sirènes,Ce bayement long m'éluda.Car au cœur proche et que je craigneCe cœur que l'ennui tendre étreigne.Au cœur l'ennui c'est l'interrègneA ne pas être l'interroi.Ses mains alors s'épanouirentComme des fleurs de soir et luirent,Ses yeux dont soudain s'éblouirentLes dormantes glaces d'efrroiDe voir bayer leur sombre dame,Princesse ou fée ou simple femmeAyant avec la mort dans l'âmeLa grenouille pour tout arroi.

* * *(И я ее увидел въяве…)

И я ее увидел въяве:Еще по-детски шепелявя,Всегда грустна, всегда в растраве —Какой тоской? И с чем вразлад? —Она так искренне скучала,Ей все чего-то было мало,Она «Люблю!» сказать мечтала,Боясь, что скажет невпопад.И вот мы в сумерках сидели,И жабой кресло у постелиВо тьме казалось — в самом деле,Был мир унынием объят.Так тосковали неустанноКогда-то фея Вивиана[12]И Розамунда[13], дочь тумана,Но Линда краше во сто крат.А мне, чья мысль всегда готоваПринять, взлелеять все, что ново,Кто может вырастить из слова,Как чародей, волшебный сад,Кому подвластен, тайный, весь он,Мне, знатоку баллад и песенСирен, чей голос так небесен,Мне мрак и скука не грозят.Тоска, сильны твои объятьяДля сердца, что хотел познать я.Тоска — безвластие, проклятье,Ее приход бедой чреват.Пусть эти руки расцветают,Как незабудки, и сияют,Глаза внезапно оживают,И явит пробужденный взглядПринцессу, фею, чаровницу,В душе которой смерть томится, —В карету жаба превратится,И жизнь случится наугад.

* * *(Lorsque vous partirez, je ne vous dirai rien…)

Lorsque vous partirez, je ne vous dirai rien,Mais après tout l'été, quand reviendra l'automne,Si vous n'êtes pas là, zézayante, ô Madone,J'irai gémir à votre porte comme un chien.Lorsque vous partirez, je ne vous dirai rien.

Et tout me parlera de vous pendant l'absence:Des joyaux vus chez les orfèvres transmuerontLeurs gemmes en mauvais prestiges qui serontVos ongles et vos dents comme en réminiscenceEt tout me parlera de vous pendant l'absence.

Et, chaque nuit sans lune attestant vos cheveux,Je verrai votre ennui dans chaque nuit lunaire;Mais puisque vous partez l'on me soit débonnaireEt fixe mon étoile et l'astre que je veuxDans chaque nuit sans lune attestant vos cheveux.

Quand l'automne viendra, le bruit des feuilles sèchesSera de votre robe un peu le bruissement.Pour moi, vous sentant proche, en un pressentiment,La feuille chue aura le parfum des fleurs fraîches,Quand l'automne viendra hanté de feuilles sèches.

Madone au Nonchaloir, lorsque vous partirez,Tout parlera de vous, même la feuille morte,Sauf vous qui femme et mobile comme la porteAvant le premier soir de danse m'oublierez,Madone au Nonchaloir, lorsque vous partirez.

* * *(Вы уезжаете — о чем тут говорить?..)

Вы уезжаете — о чем тут говорить?Пересчитаю вновь по осени потери.О шепелявая мадонна, к вашей двериПриду, как верный пес, вас ожидать и выть.Вы уезжаете — о чем тут говорить?

Здесь все о вас без вас напомнит мне до дрожи:К торговцам золотом, как прежде, забреду,Все их сокровища, все перлы на виду —На ваши ноготки и зубки так похожи!Здесь все о вас без вас напомнит мне до дрожи.

Я ваши локоны увижу вслед лучамЛуны, когда о вас вздохну безлунной ночью.Вы уезжаете, но вижу я воочьюМою звезду, мое светило по ночамИ ваши локоны увижу вслед лучам.

Опять по осени, листвою зашуршавшей,Я платья вашего припомню шорох — иОпять почувствую, как вы близки, легки,И свежестью цветов запахнет лист опавшийПо осени, опять листвою зашуршавшей.

Мадонна томная, когда не будет вас,Осыпавшийся лист и тот о вас расскажет,Но вы забудете меня, и нас не свяжетУже ничто — ни ночь, ни отзвучавший вальс,Мадонна томная, когда не будет вас.

Tierce rime pour votre âme

Votre âme est une enfant que je voudrais bercerEn mes bras trop humains pour porter ce fantôme,Ce fantôme d'enfant qui pourrait me lasser,

Et je veux vous conter comme un bon ChrysostomeLa beauté de votre âme aperçue à demiAutant qu'on peut voir une monade, un atome.

Votre âme est dans la paix comme cloître endormi.Des larrons useront de plus d'un stratagèmePour ouvrir le portail qui forclot l'ennemi.

Et l'un venant de droite avec la claire gemmeL'offrira de dehors à votre âme en dedans;Un autre, le sinistre, alors s'écriera: «J'aime!

J'aime la paix des soirs qui sont des occidents,Dans un cloître aux échos longs comme ma mémoire».Et contre le heurtoir il brisera ses dents.

Votre âme est un parfum subtil dans une armoire,Votre âme est un baiser que je n'aurai jamais,Votre âme est un lac bleu que nul autan ne moire;

Et l'on dérobera le parfum que j'aimais,On prendra ce baiser dans un baiser trop tendre,On boira dans ce lac où l'eau, je le promets,

Sera douce et très fraîche à qui saura s'étendreAu bord du lac et boire comme une fleur d'eau,Etre au lac de votre âme, homme fleur, ô l'anthandre!

Votre âme est une infante à qui c'est un fardeauQue porter le brocart de sa robe et sa traîne.L'infante aux yeux ouverts qui veut faire dodo.

Votre âme est une infante à l'ombre souveraineDes cyprès à l'instant où les rois vont passer,Votre âme est une infante et qui deviendra reine,

Votre âme est une enfant que je voudrais bercer.

Терцины для вашей души